![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
marina_herriottИз беседы «Сумерки III Рима», часть которой о разгадке «загадочной» русской души:
…Московско-русская политическая культура была изначально структурирована, как рабская, культура привилегированных зеков, повелевающих непривилегированными зеками, и она оказалась жизнеспособной. Выживали те, кто был готовы пренебречь чем угодно ради победы: традициями, моральными нормами, святыми, братством и т.д. Поведение такого рода получило название ресентимента.
Само слово французское и переводится как смесь зависти, негодования и злобы. По сути, это реактивное чувство, которое раб испытывает по отношению к господину.
Что лежит в его основе? Прежде всего, дикая зависть и ощущение бессилия на большом отрезке времени. То есть зависть к тому, что имеет господин и в то же время, для самоуспокоения отрицание ценности этого.
Помните басню «Лиса и виноград»? Мы презираем какие-то вещи, потому что не можем их достичь, а когда появляется шанс, мгновенно начинаем подражать, копировать потребление тех же самых ценностей.
Как ни странно, рабская мораль очень креативна и пластична, позволяет слабым выигрывать в поединке с сильными. Ведь сильный в какой-то момент застывает в своей гордыне, а слабый накапливает вес и пожирает его.
Чем вредоносна такая мораль?
Монголы структурировали Московскую Русь как культуру привилегированного политического рабства, ресентимента, где никто не чувствует себя стабильным, не уважают право и друг друга. Естественно, на раба нельзя положиться, это человек, по определению не имеющий чести и достоинства, поэтому и самим рабам жить очень некомфортно, они постоянно испытывают стресс. И даже если берут коллективный реванш - толпой набежали и задавили бывших господ, - испытывают чувство глубочайшей неудовлетворенности собой.
Ницше называл его «ощущением нечистой совести».
Что лежит в ее основе? Понимание того, что ты – раб и вел себя по-рабски. А человек от природы свободен, ему важно иметь возможность сказать себе: «Я свободен!». И когда он не может это сделать, вынужден себя обманывать, наступает внутренний дискомфорт.
Получается, отношения выстроены так, что в России даже цари чувствуют себя второсортными правителями, не понятно на каких основаниях узурпировавшими власть. Все это вместе взятое порождает колоссальные социально-психологические издержки, а они в итоге не позволяют обществу достичь гармонии, при которой оно спокойно развивается, а не мучается и не бьется в конвульсиях. Я позволю себе прочесть описание ресентимента.
… Естественно, он [Ницше] это придумал не для того, чтобы описать русскую историю, о которой знал мало. У него была задача - поставить под сомнение христианскую религию, как религию, культивирующую слабость. Ницше ненавидел любое выпячивание слабости, придание ей атрибутов ложной силы. С его точки зрения, ужас западной цивилизации заключался в том, что она сделала ставку на христианство, которое культивирует слабость, что очень плохо. Вообще Ницше и его философия - отдельная тема.
Итак, он пишет (Ницше Ф. К генеалогии морали): «Восстание рабов морали начинается с того, что ресентимент сам становится творческим, порождает ценности. Мораль рабов с самого начала говорит «нет» внешнему, иному, не собственному. Это «нет» оказывается ее творческим деянием. Но я подчеркиваю - это «нет» лисы по отношению к винограду: «Да, мне не нужен виноград, потому что он зелен». Мораль рабов всегда нуждается для своего возникновения в противостоящем внешнем мире, во внешних раздражениях, чтобы действовать. Ее акция в корне является реакцией, то есть сама она ценности не создает, лишь реагирует на ценности, которые создал мир господ. Человек ресентимента измышляет злого врага, злого как раз в качестве основного понятия, исходя из которого, он самого себя называет добрым». Помните песню, посвященную штурму Казани? «Загалдели, заорали злы татары…». Это такой летописный мем, появившийся сравнительно поздно, когда с татарами уже разделались. Если «злы татары», воюйте с ними! Что ж вы на протяжении веков угодничали и за ярлыками наперегонки бегали? Они злые и ужасные, но победить их оказалось возможно только в момент ослабления.
«Трусость, которая у него [человека ресентимента] всегда вдосталь, его попрошайничество, неизбежная участь всегда быть ожидающим получает здесь слишком ладное наименование «терпение». Она столь же ладно зовется «добродетелью». Неумение отомстить за себя называется «нежеланием мстить». Может быть, даже «прощением». Этот насильственно подавленный инстинкт свободы, вытесненный, выдавленный изнутри и запертый в самом себе инстинкт свободы - вот в чем состоит нечистая совесть. Здесь кишат черви переживших себя мстительных чувств. Здесь воздух провонял скрытностями и постыдностями. Здесь непрерывно плетется сеть злокачественного заговора, заговора страждущих против удачливых и торжествующих. Воля больных - изображать под какой угодно формой превосходство. Их инстинкт окольных путей ведет к тирании над здоровыми. Где только не встретишь эту волю к власти, характерную для наиболее слабых…».
Опять скажу буквально два слова. Одна из статей первого сборника евразийцев, где Россию пытались отстроить от Чингисхана, так и называлась - «Сила слабых». Любопытная перекличка с Ницше. Причем, я думаю, это была оговорка еще по недостаточно известному Фрейду: «Мы сильны, но мы сильны своей слабостью». Евразийцы понимали, что Россия отстает и неконкурентоспособна. И в этом ее сила.
«Когда же собственно удалось бы им отпраздновать свой последний пышный утонченный триумф мести? Несомненно, тогда, когда они уловчились бы свалить на совесть счастливым собственную свою безысходность». (Политические и исторические источники кишат поисками того, на кого можно было бы свалить ответственность за проблемы, с которыми мы сталкиваемся – пиндосы, гомосексуалисты...)
«Каждый страждущий инстинктивно подыскивает причину к своему страданию, точнее виновника. Короче, нечто живое, на котором он мог бы кулаками разрядить под каким-либо предлогом свои аффекты. Ибо разрешение аффекта для страдающего есть величайшая попытка облегчения, то есть обезболивание. Непроизвольно вожделеемый им наркотик против всякого рода мучений. Тут, подозреваю, и следует искать действительную физиологическую причину ресентиментов, потребности заглушить боль путем аффекта, ненависти к кому-то. «Кто-нибудь же должен нести вину за то, что мне плохо!».
Такого рода умозаключение характерно для всех болезненных существ. Они бредят. Они бередят старые зарубцованные раны. Они истекают кровью из давно залеченных рубцов. «Я страдаю. Должен же кто-нибудь быть в этом виновен!», - так думает каждая хворая овца. Все больные и хворые, тщась отряхнуть с себя глухое недовольство и ощущение слабости, инстинктивно стремятся к стадной организации».
Мне кажется, это было характерно для России XIV, XV, XVI и прочих веков. Такое впечатление, что написано и про нынешний, весьма болезненный социум.
- А.Л: Да, звучит очень современно. Это и есть ощущение безысходности?
- Д.К: Ощущения безысходности нет, потому что, как я уже сказал, империи, государства и морали приходят и уходят. Ведь не родились же с этим люди, которые затем попали в тюремную систему?
- А.Л: Существуют примеры выхода из этой тюремной системы?
- Д.К: Разумеется. Давайте, немного забегая вперед, посмотрим на судьбу постсоветского пространства. У тех, у кого есть внутренний задор, есть и шанс выйти. В первую очередь, я имею в виду западные территории Советского Союза.
- А.Л: У них и история другая.
- Д.К: Даже на Украине, при всех ее проблемах и близости характеристик к путинской России, уровень политической свободы выше. Там и на телевидении, и на выборах можно себе позволить гораздо больше.
- А.Л: Пока!
- Д.К: Может, и пока. Но Украина прошла через несколько циклов свободных выборов президента и парламента. Да, они давали разные результаты, к власти приходили разные силы, и, тем не менее. В России же ни одного такого цикла не было!...
…Московско-русская политическая культура была изначально структурирована, как рабская, культура привилегированных зеков, повелевающих непривилегированными зеками, и она оказалась жизнеспособной. Выживали те, кто был готовы пренебречь чем угодно ради победы: традициями, моральными нормами, святыми, братством и т.д. Поведение такого рода получило название ресентимента.
Само слово французское и переводится как смесь зависти, негодования и злобы. По сути, это реактивное чувство, которое раб испытывает по отношению к господину.
Что лежит в его основе? Прежде всего, дикая зависть и ощущение бессилия на большом отрезке времени. То есть зависть к тому, что имеет господин и в то же время, для самоуспокоения отрицание ценности этого.
Помните басню «Лиса и виноград»? Мы презираем какие-то вещи, потому что не можем их достичь, а когда появляется шанс, мгновенно начинаем подражать, копировать потребление тех же самых ценностей.
Как ни странно, рабская мораль очень креативна и пластична, позволяет слабым выигрывать в поединке с сильными. Ведь сильный в какой-то момент застывает в своей гордыне, а слабый накапливает вес и пожирает его.
Чем вредоносна такая мораль?
Монголы структурировали Московскую Русь как культуру привилегированного политического рабства, ресентимента, где никто не чувствует себя стабильным, не уважают право и друг друга. Естественно, на раба нельзя положиться, это человек, по определению не имеющий чести и достоинства, поэтому и самим рабам жить очень некомфортно, они постоянно испытывают стресс. И даже если берут коллективный реванш - толпой набежали и задавили бывших господ, - испытывают чувство глубочайшей неудовлетворенности собой.
Ницше называл его «ощущением нечистой совести».
Что лежит в ее основе? Понимание того, что ты – раб и вел себя по-рабски. А человек от природы свободен, ему важно иметь возможность сказать себе: «Я свободен!». И когда он не может это сделать, вынужден себя обманывать, наступает внутренний дискомфорт.
Получается, отношения выстроены так, что в России даже цари чувствуют себя второсортными правителями, не понятно на каких основаниях узурпировавшими власть. Все это вместе взятое порождает колоссальные социально-психологические издержки, а они в итоге не позволяют обществу достичь гармонии, при которой оно спокойно развивается, а не мучается и не бьется в конвульсиях. Я позволю себе прочесть описание ресентимента.
… Естественно, он [Ницше] это придумал не для того, чтобы описать русскую историю, о которой знал мало. У него была задача - поставить под сомнение христианскую религию, как религию, культивирующую слабость. Ницше ненавидел любое выпячивание слабости, придание ей атрибутов ложной силы. С его точки зрения, ужас западной цивилизации заключался в том, что она сделала ставку на христианство, которое культивирует слабость, что очень плохо. Вообще Ницше и его философия - отдельная тема.
Итак, он пишет (Ницше Ф. К генеалогии морали): «Восстание рабов морали начинается с того, что ресентимент сам становится творческим, порождает ценности. Мораль рабов с самого начала говорит «нет» внешнему, иному, не собственному. Это «нет» оказывается ее творческим деянием. Но я подчеркиваю - это «нет» лисы по отношению к винограду: «Да, мне не нужен виноград, потому что он зелен». Мораль рабов всегда нуждается для своего возникновения в противостоящем внешнем мире, во внешних раздражениях, чтобы действовать. Ее акция в корне является реакцией, то есть сама она ценности не создает, лишь реагирует на ценности, которые создал мир господ. Человек ресентимента измышляет злого врага, злого как раз в качестве основного понятия, исходя из которого, он самого себя называет добрым». Помните песню, посвященную штурму Казани? «Загалдели, заорали злы татары…». Это такой летописный мем, появившийся сравнительно поздно, когда с татарами уже разделались. Если «злы татары», воюйте с ними! Что ж вы на протяжении веков угодничали и за ярлыками наперегонки бегали? Они злые и ужасные, но победить их оказалось возможно только в момент ослабления.
«Трусость, которая у него [человека ресентимента] всегда вдосталь, его попрошайничество, неизбежная участь всегда быть ожидающим получает здесь слишком ладное наименование «терпение». Она столь же ладно зовется «добродетелью». Неумение отомстить за себя называется «нежеланием мстить». Может быть, даже «прощением». Этот насильственно подавленный инстинкт свободы, вытесненный, выдавленный изнутри и запертый в самом себе инстинкт свободы - вот в чем состоит нечистая совесть. Здесь кишат черви переживших себя мстительных чувств. Здесь воздух провонял скрытностями и постыдностями. Здесь непрерывно плетется сеть злокачественного заговора, заговора страждущих против удачливых и торжествующих. Воля больных - изображать под какой угодно формой превосходство. Их инстинкт окольных путей ведет к тирании над здоровыми. Где только не встретишь эту волю к власти, характерную для наиболее слабых…».
Опять скажу буквально два слова. Одна из статей первого сборника евразийцев, где Россию пытались отстроить от Чингисхана, так и называлась - «Сила слабых». Любопытная перекличка с Ницше. Причем, я думаю, это была оговорка еще по недостаточно известному Фрейду: «Мы сильны, но мы сильны своей слабостью». Евразийцы понимали, что Россия отстает и неконкурентоспособна. И в этом ее сила.
«Когда же собственно удалось бы им отпраздновать свой последний пышный утонченный триумф мести? Несомненно, тогда, когда они уловчились бы свалить на совесть счастливым собственную свою безысходность». (Политические и исторические источники кишат поисками того, на кого можно было бы свалить ответственность за проблемы, с которыми мы сталкиваемся – пиндосы, гомосексуалисты...)
«Каждый страждущий инстинктивно подыскивает причину к своему страданию, точнее виновника. Короче, нечто живое, на котором он мог бы кулаками разрядить под каким-либо предлогом свои аффекты. Ибо разрешение аффекта для страдающего есть величайшая попытка облегчения, то есть обезболивание. Непроизвольно вожделеемый им наркотик против всякого рода мучений. Тут, подозреваю, и следует искать действительную физиологическую причину ресентиментов, потребности заглушить боль путем аффекта, ненависти к кому-то. «Кто-нибудь же должен нести вину за то, что мне плохо!».
Такого рода умозаключение характерно для всех болезненных существ. Они бредят. Они бередят старые зарубцованные раны. Они истекают кровью из давно залеченных рубцов. «Я страдаю. Должен же кто-нибудь быть в этом виновен!», - так думает каждая хворая овца. Все больные и хворые, тщась отряхнуть с себя глухое недовольство и ощущение слабости, инстинктивно стремятся к стадной организации».
Мне кажется, это было характерно для России XIV, XV, XVI и прочих веков. Такое впечатление, что написано и про нынешний, весьма болезненный социум.
- А.Л: Да, звучит очень современно. Это и есть ощущение безысходности?
- Д.К: Ощущения безысходности нет, потому что, как я уже сказал, империи, государства и морали приходят и уходят. Ведь не родились же с этим люди, которые затем попали в тюремную систему?
- А.Л: Существуют примеры выхода из этой тюремной системы?
- Д.К: Разумеется. Давайте, немного забегая вперед, посмотрим на судьбу постсоветского пространства. У тех, у кого есть внутренний задор, есть и шанс выйти. В первую очередь, я имею в виду западные территории Советского Союза.
- А.Л: У них и история другая.
- Д.К: Даже на Украине, при всех ее проблемах и близости характеристик к путинской России, уровень политической свободы выше. Там и на телевидении, и на выборах можно себе позволить гораздо больше.
- А.Л: Пока!
- Д.К: Может, и пока. Но Украина прошла через несколько циклов свободных выборов президента и парламента. Да, они давали разные результаты, к власти приходили разные силы, и, тем не менее. В России же ни одного такого цикла не было!...